ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Ранняя весна. Столица одного из центральных регионов России. Двухкомнатная квартира в частном доме, в окнах видны вдалеке многоэтажки, а совсем рядом – такой же частный дом с искрящимися от солнца сосульками на карнизе и блестящей оцинкованной крышей, на которой ещё лежат островки грязного снега. Зал объединён с кухней на манер квартиры-студии, обстановка выглядит современно, даже экстравагантно: на стенах живописная композиция из сухих полевых цветов, колючек, вперемешку с плетёными вещицами, типа, круги, подставки, странные фигуры из соломы. Рядом с холодильником плетёное кресло в стиле ретро с вплетёнными цветными ленточками.
В спальне в горшках растёт декоративный бамбук и висит большая картина в стиле постмодерн, коллаж и масло: городской пейзаж из тёмных многоэтажек, на фоне которых молодёжь танцует, выпивает, поёт и просто корчит рожицы.
Почти в центре зала деревянный лакированный стол в народном стиле и две такие же лавки возле него, на одной из которых сидит Пятак – скуластый, суховатый, с ёжиком волос на голове, в модной импортной кофте. На столе перед ним стоит полуторалитровая баклажка пива и деревянные пивные кружки с крышечками.
Геля достаёт из тостера поджаренные куски белого хлеба и выкладывает их на тарелку, что на кухонном столе. У неё длинные чёрные волосы с синим отливом – подкрашены. Женщина в модном джинсовом костюме, который облегает её фигуру и сильно молодит; она стройна, сексуальна и подтянута, как это часто бывает у танцовщиц.

ГЕЛЯ (манерно растягивая гласные). Сэ-эр, вам посоли-ить? (Раскладывает жареный хлеб на тарелке.)
ПЯТАК (нетрезво ухмыляясь и ёрничая). Уважаемые сэры и сэру-ухи… Гхым!..
ГЕЛЯ. Гадёныш.
ПЯТАК (продолжая в том же духе). Графини и графи-ины…
ГЕЛЯ. Лови!

Геля делает резкое движение тарелкой, словно собирается метнуть её в сторону мужчины, отчего тот вскидывает перед собой руки.

ПЯТАК. Озверела, что ли?
ГЕЛЯ. Проверка реакции. По-моему, тебе уже достаточно.
ПЯТАК. Не капай на мозг. Пожрать есть чё-нить?
ГЕЛЯ (показывая на тосты). Чем не еда?
ПЯТАК (сморщив лицо). Пф!.. А мясца-а?
ГЕЛЯ. Мясцо снижает мозговую активность и засоряет капилляры.
ПЯТАК. Чё там засорять – кость!

Пятак открывает рот и стучит себя сверху по голове костяшками пальцев так, чтобы слышен был глухой звук. Одновременно слышно, как кто-то стучит в дверь.

О, блин!.. (Прислушивается к стуку в дверь.) Это не в голове. Ломится кто-то.
ГЕЛЯ (крича в сторону двери). Открыто! Нам нечего скрывать от правоохранительных органов.

Дверь открывается и входит Седой: на нём импортная ветровка для гольфа, потёртые модные джинсы, через плечо спортивная сумка на длинном ремне. Он небрит, взлохмачен и тем не менее выглядит стильно, словно голливудский киногерой, который сбежал из тюрьмы и сейчас находится в бегах ещё вначале фильма. В прихожей темно, поэтому он натыкается на что-то, и его сразу не видно.

СЕДОЙ. Извиняюсь... Гелена Долматина здесь живёт?
ГЕЛЯ. С утра тут жила. Да вы на свет пройдите. Там лампочка перегорела.
СЕДОЙ. А как её саму увидеть?..

Седой выходит на свет и смотрит на Гелю, она с удивлением смотрит на него.

ГЕЛЯ (через паузу). О… Сашка Лавринов воскрес.
СЕДОЙ. Ну да. Седой.
ГЕЛЯ (разглядывая Седого). Седой… ещё не седой. Извини, сразу не узнала. Ну, давай, Седой, заходи. Будем пиво с тостами пить.

Седой заходит в зал и выставляет на стол квадратную бутылку виски.

СЕДОЙ. Тогда… За встречу старых друзей.

Пятак разворачивает бутылку этикеткой к себе.

ПЯТАК. Вискарь?.. (Щурясь, читает по слогам.) Вхи-тэ хо-рсэ…
ГЕЛЯ. Руки, руки, Пятак!
ПЯТАК. Да я прочитал только.
СЕДОЙ (с английским акцентом). Уайт хос – Белая лошадь. Мировой бренд.
ГЕЛЯ. А это Витёк Пятаков. Знаешь такого? (Ставит на стол тарелку с тостами.)
СЕДОЙ. Да всего и не упомнишь. Я в Булавинске лет десять не был. Иду по городу – вроде все знакомыми кажутся, а вроде и нет… Как будто в свою бывшую школу зашёл – стены родные, а люди новые.
ПЯТАК. Я тя помню. Ты с гелькиным мужем на эстрадно-духовом учился. Точно!
СЕДОЙ. Было дело.
ГЕЛЯ. Ну учился и учился – наливай.
ПЯТАК. Я что ли?
ГЕЛЯ. Нет, блин, соседа позову.
ПЯТАК (Седому). Извини, мы уже второй день бухаем, реакция чудок замедленная… (Берёт бутылку в руки.) Ну чё, банкую?
СЕДОЙ. А чё, смотреть на неё – разливай.
ПЯТАК. Гель, хоть бы рюмки достала. Вискарёк-то цивильный.
ГЕЛЯ. Откуда адрес узнал? (Идёт и достаёт стопки из шкафчика.)
СЕДОЙ. Денис твой сказал.
ГЕЛЯ. Он уж сто лет не мой.
ПЯТАК. Геля ведёт праведный образ жизни. Принадлежит только общественности.
ГЕЛЯ. Никому я не принадлежу. А зачем тебе адрес мой? Праздное любопытство?
СЕДОЙ. Да нет. Загранпаспорт надо новый – этот закончился. Брата с семьёй тревожить как-то неловко – у них трое детей. В двухкомнатной квартире. Двое совсем махонькие. В гостинице рядом всё занято… Вот, пришёл попроситься на недельку-другую, пока документы делаю. За квартиру заплачу, сколько скажешь. Потом обратно в Москву и – дальше за бугор.
ГЕЛЯ. Ты ведь женатый был.
ПЯТАК. Опа… (Разливает виски по стопкам.)
СЕДОЙ. Было дело.
ГЕЛЯ. Таня, кажется? Ты с ней к нам с Денисом приезжал. Ещё на старую квартиру.
СЕДОЙ. Тринадцать лет назад! – мы только расписались.
ГЕЛЯ. А у нас с Денькой был уже… закат. Закончился институт, закончилась студенческая семья.
СЕДОЙ. Он сказал, ты ещё раз замуж вышла. (Искоса смотрит на Пятака.)
ГЕЛЯ. Ошибаешься. Пятак мой собутыльник.
ПЯТАК. Слушайте, сэ-эры, я вам не мешаю?
ГЕЛЯ. Сиди пока.
ПЯТАК. Может, присовокупим? (Щёлкает по стопке.)
СЕДОЙ. За что?
ГЕЛЯ. Ой, давай без примитива, а – за встречу, за любовь, за морковь. Мы просто приятно проводим время.
ПЯТАК. Гелиос, ты гений. Краткость – твоя сестра. (Выпивает.)
СЕДОЙ. Я за удачу выпью… для себя. (Выпивает.)
ГЕЛЯ. А я приятно и банально провожу время. (Слегка пригубливает и ставит стопку на место.) Странно: сто лет не виделись, даже не обнялись, не поцеловались… Как будто тебя за пивом послали – хоп – и вернулся.
ПЯТАК. За бугор куда мотанёшь?
СЕДОЙ. До фонаря, лишь бы платили нормально.
ПЯТАК. Логично. А прилетел откуда?
СЕДОЙ. Из Штатов.
ПЯТАК (ошарашенно). Из Америки, из самой?!
СЕДОЙ. Ну да.
ПЯТАК. Вот суки. Скажи, они ведь козлы, а?
ГЕЛЯ. Пятаков, успокойся. У тебя все козлы.
ПЯТАК. Не все. Америкосы – козлы.
СЕДОЙ. С чего это?
ПЯТАК. Как с чего – они из нас всю жизнь кровь пьют. Ты чё их рожи не видел? Ты же ходил между ними. Неужели не заметил?
СЕДОЙ. Люди как люди. Вперёд тебя пропускают, улыбаются. Всё время «икскьюз ми, сё». /англ. Извините, сер/ За полметра тебя обходят, как будто задеть боятся.
ПЯТАК. Ну вот, козлы ведь. Улыбочки эти все, ужимочки – фальшивка это. Сука, я бы всех их!..
ГЕЛЯ. Пятак, заткнись уже.

Наступает зловещая тишина.

ПЯТАК. Они ведь, сука, страну всю нашу расчленить хотят. Чтобы мы у них таджиками работали… на коленях, сука, ползали. (Седому, с вызовом.) Чё, скажешь, не хотят?

Седой молчит, уставившись в одну точку.

ГЕЛЯ. Пятак, сейчас ты получишь в пятак.
ПЯТАК (подставляя лицо). Только подольше и понежнее.
ГЕЛЯ (делая Пятаку шутливый удар в лицо). Зачем человеку своё мнение навязываешь?..
ПЯТАК. Ё-моё, поговорить нельзя. Просто обсуждаем ситуацию в мире – скажи.
СЕДОЙ. Я в таком тоне ничего обсуждать не собираюсь.
ГЕЛЯ. Вот так. Ты-то сам в Америке был?
ПЯТАК. Да сдалась мне ваша Америка. Задаром не нужна.
ГЕЛЯ. А откуда же ты знаешь какие у них рожи?
ПЯТАК. По телевизору показывают.
ГЕЛЯ. Вчера по телику показали, что Земля плоская, что лежит она у какого-то козла на пузе…
ПЯТАК. Ну ты сравнила. Это они там чё-то об религии, про дьявола… Я-то об реальной жизни говорю!
СЕДОЙ. Ладно. Я пойду, наверно, погуляю. (Собирается уйти.)
ГЕЛЯ. Стоп-стоп-стоп!.. (Останавливает Седого.) Никаких прогулок больше не будет. И пьянок тоже.
ПЯТАК. Тока-тока начали.
ГЕЛЯ. Вот дома и закончишь. Мне Лариска, кстати, уже звонила. Второй день ищет тебя.
ПЯТАК. И чё ты Ларусе обо мне прогнала?
ГЕЛЯ. Что ты к матери пошёл. Так что – прошу очистить моё помещение. Можно вместе с пивом. (Демонстративно машет рукой.) Гяль, гяль, гяль!.. /турец. Иди, иди, иди!/
ПЯТАК. У тебя чё заело, что ли? (Седому.) Любит по-турецки словечко вставить. (Геле, дурачась.) Киргуду бам-бар-бирья.
ГЕЛЯ. Повторяю для особо продвинутых – сделайте моё помещение свободным! (Демонстративно указывает на дверь.) Иначе это сделаю я.

Седой направляется к выходу.

А ты куда? Это я Пятаку говорю. Давай, Пятаков, одевайся потеплее и к Ларусику под крылышко, под юбочку… А то она опять на меня ведро помоев выльет.

Пятак идёт к двери и одевается, прихватив с собой баклажку с пивом. Геля помогает ему одеваться.

ПЯТАК. Я ей вылью, блин… Уволю из ларька, будет выпендриваться.
ГЕЛЯ. Смотри, как бы тебя не уволила. Иди.
ПЯТАК (останавливаясь на пороге). Это чё, вы тут без меня гульбанить будете?
ГЕЛЯ. Человеку с дороги отдохнуть надо. Никто гульбанить не собирается. Всё, Пятак, отчаливай.

Геля выпроваживает Пятака и закрывает за ним дверь.

СЕДОЙ. Значит, можно пожить?
ГЕЛЯ. Живи. Спи где хочешь. Хочешь в этой комнате, хочешь в этой. Хочешь в зале ложись.
СЕДОЙ. А ты где спишь?
ГЕЛЯ. На диване. (Показывает на диван.) Рядышком хочешь?
СЕДОЙ (не замечая услышанного). Ноутбук я могу здесь оставить?
ГЕЛЯ. Не поняла.
СЕДОЙ. Ну, просто я смотрю ходят тут всякие… (Пытается отшутиться.) А потом трусы пропадают.
ГЕЛЯ. Пятак мой любовник, он спички не возьмёт.
СЕДОЙ. Я не помешаю?
ГЕЛЯ. Не бойся, я давно его послать хотела – ты вовремя подвернулся. Бизнесмен, блин. Два ларька в Зелёном посёлке держит: в одном жена торгует, в другом тёща. А сам бухает. Только от скуки и терплю его.
СЕДОЙ. Значит, есть на что бухать. (Достаёт из сумки ноутбук и кладёт на стол.)
ГЕЛЯ. Ух ты – «ай би эм»! Оттуда?
СЕДОЙ. В Москве, с рук взял. На новый денег жалко. Впереди ещё трат до чёрта – виза, билеты, переезды…
ГЕЛЯ. Седой, давай так уговоримся. Как видишь, я женщина современная, за собой слежу. Не обабилась.
СЕДОЙ. Ну да.
ГЕЛЯ (передразнивая). Ну да, ну да… Ко мне молодняк клеится, за ровесницу принимают – «девушка, а девушка, познакомиться можно?» Сороковник мне разве дашь?..
СЕДОЙ. Это к чему щас?
ГЕЛЯ. К тому. Я человек прямой и говорю всё в глаза, как есть.
СЕДОЙ. И?..
ГЕЛЯ. За квартиру мне денег не надо, придёт квитанция за ЖэКэХа – оплатишь. Не бойся, мой хауз /англ. Дом/ недорого обходится. Ну, еда и выпивка с тебя ещё. Пойдёт?
СЕДОЙ. Пойдёт. Что: за пивком сгонять?

Геля отрицательно качает головой.

Перекусить чего-нибудь?
ГЕЛЯ. Тостами и апельсином обойдёмся.

Геля демонстративно открывает холодильник настежь, где в абсолютной пустоте красуется одинокий апельсин.

Пустой холодильник – секрет фигурности. Моей. (Достаёт апельсин и кладёт на тарелку. Чистит и разламывает его на части, читая стихи.) Купила мама апельсин, много нас, а он один. Эта долька для меня, эта долька для мента, эта долька для Седого…
СЕДОЙ. А эта для мужика кривого… Там другие слова были.
ГЕЛЯ. Не нравятся стихи, разливай виски.

Седой наполняет стопки.

СЕДОЙ. У тебя дети есть?
ГЕЛЯ. Вот ещё. Головная боль.
СЕДОЙ. А работаешь где?
ГЕЛЯ. В домбыте и в гортопе.
СЕДОЙ. Любовник кормит?
ГЕЛЯ. Пятак, что ли? Да жмот он, даже к пиву рыбки не взял. Пока доллары свои проедаю, дальше гляну что к чему.
СЕДОЙ. Я так и подумал. Где работала?
ГЕЛЯ (жеманно закатывая глаза). Фух! Иде я тока не работала. (Загибает пальцы и вспоминает.) Год в Греции, год на Кипре… год в Испании, полгода в Португалии… чуть-чуть в Италии, два года в Болгарии, четыре в Турции… ну да. Всё вроде вспомнила.
СЕДОЙ. Богато. А я только в Штатах. Четыре года.
ГЕЛЯ. Зато в Штатах. У меня все девки знакомые мечтали в Штаты попасть.
СЕДОЙ. Чего ж не попали? Клиентов везде полно.
ГЕЛЯ. Саш, ты чё? Мы же не проститутками работали.
СЕДОЙ (смешавшись). Да я не про это имел в виду.
ГЕЛЯ. Ладно, проехали. Ты помнишь в юности как я танцевала?..
СЕДОЙ (цокая языком от восхищения). М-м!
ГЕЛЯ. Правда, в ансамбль «Берёзка» не попала. Сказали, для народников фактура слишком сексуальная…

Геля включает бумбокс, который стоит на холодильнике, и начинает звучать медленная музыка. Она танцует плавный эротический танец, словно соблазняет мужчин в баре.

СЕДОЙ. Ты всегда классно танцевала. Я Денису завидовал – жена супер!
ГЕЛЯ (танцуя). Теперь некому завидовать.
СЕДОЙ. Теперь можно просто любоваться… Я так понимаю, стриптизёршей работала?
ГЕЛЯ (танцуя). Презираешь?..
СЕДОЙ. Нужная профессия, раз имеется. Я ведь не бык колхозный, кое-что повидал…

Геля садится на пол у ног Седого.

ГЕЛЯ. Сговорчивый… Пятак думает, я танцы преподавала для деток богатеньких буратинок. Соседям вообще ничего не рассказываю. Они из деревни, для них что шалава, что стриптизёрша. Говорю, за границей жила. За иностранца замуж вышла… Практически правда. С одним турком два года мутила, чуть паспорт не испачкала.
СЕДОЙ. Денег мало предложил?
ГЕЛЯ. Не хами, я не люблю. (Встаёт.) Денег у него куры не клюют. Два завода… (Наливает себе виски.) Он запер меня в своём дворце, урод. Куплю, говорит, чего хочешь, только будешь дома сидеть, детей рожать и для меня танцевать. Перспектива – пиндык! (Выпивает залпом.) Я выждала момент поудобней и свалила… из золотой клеточки.
СЕДОЙ. Свободу любишь?
ГЕЛЯ. Дебилов терпеть не могу. Он в кровати меня всё деньгами обсыпал. Ах, думал, я прямо вся текла… Любил на деньгах сексом заниматься: разбросает по кровати, бумажки под спиной хрустят, к заднице прилипают… Больной на всю башку.
СЕДОЙ. А я никого не обсыпал. Из-за этого и жена ушла. Наверно. Фраер один богатый попался. (Наливает себе виски.) Московская прописка, пентхаус в Москва-сити. Была возможность стать гражданкой Финляндии. Не знаю, может, в Финляндии и живёт уже…
ГЕЛЯ. Ненавидишь её?
СЕДОЙ. Слишком глубокий вопрос, я живу проще – день прошёл, и бог с ним. (Выпивает залпом.) А второй муж где?
ГЕЛЯ. Где, где – в Москве – где ещё в России денег заработать. Для заграницы мозгов маловато, на английском даже «здрасьте» не выговаривает.
СЕДОЙ. Научила бы.
ГЕЛЯ. Смеёшься? Он мальчик-с-пальчик. У нас когда с Журавлёвым всё развалилось, тут и Серёжка нарисовался. Пацанчик – на десять лет меня моложе. На спасательной станции работал. Водолазом. Наивный – цветочки мне рисовал на входной двери. Надоело с ним нянчиться, ушла.
СЕДОЙ. Зачем же ты на детях тренируешься?
ГЕЛЯ. Да потому что Денис бабник – тварь! Ты же молчал как рыба об лёд, что он полобщаги через кровать пропустил. От танцовщиц не вылазил – музыкант хренов. (На Седого.) Скрывал?
СЕДОЙ. Он друг мне.
ГЕЛЯ. Друг. Мандавошек мне в дом принёс. Я, блин, чешусь вся. Ты, говорит, чего это чешешься, заболела, что ли? Заболела… В больницу идти неудобно – что это за семейка, скажут, студенческая. Керосином намазались и воняли ходили как два фитиля.
СЕДОЙ. Денис переживал из-за этого. Мне всё рассказывал… (Взглянул на Гелю.) Ну, не совсем всё.
ГЕЛЯ. Серёге тогда девятнадцать только исполнилось. В компании познакомились. Он от армии закосил, радостный ходил… Чуть не родила от него. Вовремя опомнилась.
СЕДОЙ. Почему «чуть»?
ГЕЛЯ. Нищету плодить? Заработки копеечные. В девяностые знаешь, как мы жили? С огорода – два ведра моркови, три мешка картошки. Серёге по полгода зарплату не платили… Картошку в духовке пекли. Пиндык полный!.. Ну чё, я пошла в ночной клуб перед бандитами танцевать – там, у «Авангарда». Ковбойскую шляпу на голову, пистолет в руку – и вперёд. Братва от моих танцев балдела… Ни один гад пальцем не тронул! Потом знакомый предложил в загранку поехать. Сначала в Грецию, а дальше само покатилось… Усёк, Васёк?
СЕДОЙ. Ну да.
ГЕЛЯ. А Денис, честно говоря, уже противен был после этих насекомых. Мы с ним последние полгода как брат с сестрой жили… Он тебе не рассказывал? Как другу.

Пауза.

Чего молчишь? Колись… Всё равно ведь расскажешь.
СЕДОЙ. Почему это?
ГЕЛЯ. Со мной все мужики долго терпеть не могут… Я имею в виду, болтливыми становятся.
СЕДОЙ. А я не все.
ГЕЛЯ. Ой-ёй-ёй… Помнишь, как в общаге ко мне приставал?
СЕДОЙ (обалдев). Чи-иво?
ГЕЛЯ. Когда Денис к хореографам на второй этаж ушёл. А мы у кого-то из ваших в комнате сидели. Вдвоём. Я ведь знала, что он по своим тёлкам пошёл. Щас, говорит, узнаю у ребят, как зачёт сдали. Ага – до утра узнавал… А мы с бутылкой вина, за одним столом...
СЕДОЙ. Смутно... Я вроде спать пошёл.
ГЕЛЯ. Нет, Санечка, ты шейку стал мою целовать. Белую, нежную…
СЕДОЙ. Да?.. А дальше чего?
ГЕЛЯ. Это я спросила: «А дальше чего?»
СЕДОЙ. А я что?
ГЕЛЯ. Извинился. Сказал, я тебе давно нравлюсь.
СЕДОЙ. Хм…
ГЕЛЯ. Но, говоришь, Денис мне друг, а я друзьям подляны не делаю.
СЕДОЙ. Вот это я помню.
ГЕЛЯ. Я тебя зауважала после этого.
СЕДОЙ. Значит, не зря сдержался.
ГЕЛЯ. Интересно, как бы мы сейчас общались, если бы тогда переспали?
СЕДОЙ. Трудно сказать. Может, мы вообще бы женились.
ГЕЛЯ. Женились? (Смеётся.) Ладно гнать-то. Женились!.. Ты мне совсем не нравился. Неопрятный какой-то… на носках дырки. Не стильный ты парень был.
СЕДОЙ. Я музыкой занимался.
ГЕЛЯ. Да ладно – музыкой. Ты тогда от Тамарки, от первый жены ушёл, а с Танькой ещё не познакомился. Болтался как ошмёток в проруби, не знал к кому причалить.
СЕДОЙ. Значит, правильно, что сдержался. Всё равно бы по сусалу получил.
ГЕЛЯ. Не знаю, не знаю… Я на Журавлёва злая была. Могла и отмстить.
СЕДОЙ. Верю – месть слепа.
ГЕЛЯ. Это любовь слепа, а месть она злая…

Геля и Седой приближаются друг к другу, то ли хотят разглядеть друг друга поближе, то ли попробовать поцеловаться… Неожиданно стучат в дверь. Нинка кричит из-за двери протяжно и громко, иногда это похоже на завывание или на пение. Говор у неё деревенский, но местами с претензиями на городской.

НИНКА (орёт из-за двери). Гелька, фартыпьяно мать! Чё жа ты бельё с моей верёвки не сымаишь!? Она жа сгниёт вся! Ну повесь себе верёвки сколько хочишь – и хоть обвешайси! Третий день висит! Ну, сил уже нету смотреть на мандулу эту!
ГЕЛЯ (дерзко с сарказмом). Это Нинка, добрая соседка. Сейчас пойду ей пистон вставлю.

Геля идёт ко входной двери, а потом и вовсе выходит во двор. Из двора через открытую форточку доносятся брань и крики. «Нина, ты меня уже задолбала своими верёвками! Я свои давно повесила! Посмотри!..» – «Да с какого хера твои верёвки-та?! Вона, вишь, у меня вся распушёная!» – «Да плевать мне на твою распушёную!» – «Ишь расплевалась! Правильно, винища нажрутся, а потом сами ничё не помнют!» – «Это моё личное дело!» – «Ни хрена это не личное дело! Я вот участковому напишу, пусть тебя отселяют к чёртовой матери! А то ишо пожар тут устроишь со своими хахалями!» – «Да вызывай!» – «Вот и вызову!»
В это время Седой садится в кресло и закрывает глаза – то ли дремлет, то ли думает о чём-то. Геля заходит, смотрит на Седого, затем забирается на диван с ногами и, уткнувшись лицом в колени, беззвучно плачет. Седой открывает глаза, садится на край дивана и гладит Гелю по голове, успокаивает её.

СЕДОЙ. Ничего, Геля… Успокойся.
ГЕЛЯ (смахивая слезу). Почему все так со мной? Потому что я одна?.. Так и хотят меня пнуть, в спину плюнуть!..
СЕДОЙ. Не накручивай себя. Каждый живёт как умеет…
ГЕЛЯ. Как будто в пустыне иду. Никакого просвета…
СЕДОЙ (почти баюкая её). Ну всё, ну всё, успокойся… Всё будет хорошо. Всё устаканится. Забудется. Не бывает, чтобы всё время плохо было. Иначе зачем живём? Даже дурак ради мучений жить не будет… Давай поспи, моя хорошая. (Укутывает её пледом, включает медленную музыку, открывает форточку, садится в кресло и дремлет.)

На следующее утро. В окна заглядывает весеннее солнышко, через открытую форточку слышен весёлый птичий щебет. Геля просыпается, укутавшись пледом от холода, и идёт закрывать форточку. Седой спит, сидя в кресле.

ГЕЛЯ. У-у, холод собачий, бр-р!.. (Закрывает форточку.)
СЕДОЙ (спросонья). А?..
ГЕЛЯ. Я говорю, дубак-то какой – форточку закрыть забыли. Ты чего, всю ночь в кресле спал?
СЕДОЙ. Музыку твою слушал – улёт! Оч-ч красивая.
ГЕЛЯ. Кто – я или музыка?
СЕДОЙ. Обе.
ГЕЛЯ. А чего же не приставал, раз красивая?
СЕДОЙ. Боялся по рогам получить.
ГЕЛЯ. Ну так пробовать надо. Искать подходы, подкаты… Нельзя же так – с красивой женщиной сложа руки сидеть.

Седой вдруг начинает хохотать.

Ты чего ржёшь, Седой? Надо мной, что ли? Вот сейчас точно по рогам получишь!.. (Шутливо валтузит его за волосы.) Надо мной смеяться вздумал!..
СЕДОЙ. Извини, Гелик…
ГЕЛЯ. Я тебе не Гелик. Гелик-велик. Это меня Журавлёв из-за худых ног обзывал. Стройные ноги-то, не худые…
СЕДОЙ. Стройные. Это он специально, чтобы не возомнила о себе.
ГЕЛЯ. И ты из-за этого ржал?
СЕДОЙ. Да нет. Вспомнил, какая ты скромная была.
ГЕЛЯ. Неправда, я всегда была раскрепощённая и современная.
СЕДОЙ. Это тебе кажется.
ГЕЛЯ. Ничего не кажется. И когда же это я такая вся скромная перед тобой нарисовалась?
СЕДОЙ. Когда мы с Лёлькой, с подругой твоей, на полу целовались.
ГЕЛЯ. Здрасьте! На полу они целовались. Вы у нас после Нового года ночевать остались. Я вам два матраца в разных углах бросила. Утром просыпаюсь – у них два матраца уже вместе и они чё-то под одеялом там возюкаются. Это целовались называется?
СЕДОЙ. Ну ведь целовались же… А ты покраснела вся, шёпотом: «Лёлька, ты чего с ним пиликнулась, что ли?»
ГЕЛЯ. Пиликнулась? Я с роду таких слов уродских не говорила. Лавринов, ты чего мне мозги пудришь?!
СЕДОЙ. Ну ведь покраснела, сознайся.
ГЕЛЯ. Конечно. В такой ситуации сквозь землю провалиться хочется… Ты лучше сам сознавайся – было?
СЕДОЙ. Ну как сказать…
ГЕЛЯ. Так и говори.
СЕДОЙ. Лёлька на тебя чем-то похожа была.
ГЕЛЯ. Ну да, нас даже сестрёнками звали.
СЕДОЙ. Вот я и решил…
ГЕЛЯ. Заменитель попробовать?
СЕДОЙ. Ну…
ГЕЛЯ. И как заменитель?
СЕДОЙ. Откуда мне знать – ты ведь помешала.
ГЕЛЯ. Это сейчас ты специально говоришь.
СЕДОЙ. Зачем?
ГЕЛЯ. Чтобы не злить меня. А то вдруг тебя из квартиры выставлю.
СЕДОЙ. Я ведь не нравился тебе. Какая разница с кем твоя Лёлька… (Показывает двусмысленный жест руками.)
ГЕЛЯ. Вот именно. Моя Лёлька должна быть с теми, кто нравится мне.
СЕДОЙ. А если бы я, например…

В этот момент раздаётся стук в окно и слышится завывающий Нинкин голос.

НИНКА. Гелька, ёшкин кот! Што жа вы окошки не закрываити – всю ночь шарманка ваша гремела, спать не давала. Нельзя ж так – людя?м на работу спозаранку, а у вас музыка всю ночь. Ну что теперь – с квадратной башкой иттить! Ты не работаишь, гульбанишь кажный день – так о других подумай...

Седой снимает с себя рубаху и открывает окно настежь, представ перед изумлённой Нинкой по пояс голым. Нинка – коренастая женщина с пуговичными глазками на круглом лице и таким же круглым носом.

СЕДОЙ. Доброе утро.
НИНКА. Здрассть.
СЕДОЙ. Я приношу извинения за музыку. Это я включил, пока Геля спала. Для релаксации. Мы спали под неё… Если возникнут вопросы, вы мне звоните сразу. (Достаёт из заднего кармана визитку и протягивает обалдевшей Нинке.) Тут мой телефон, мессенджер, почта, скайп…
НИНКА. А вы кто?
СЕДОЙ. Муж.
НИНКА. Чей муж?
СЕДОЙ. Гелин муж.
НИНКА. Здрасьте пожалуйста… (Недоверчиво.) Муж – уехал в глушь. А вчерась это кто был? Тоже муж?
СЕДОЙ. Заместитель.
НИНКА. Заместитель мужа, что ль?
СЕДОЙ. Он за женой следил, пока я не приеду, её желания исполнял. Понятно? Я из-за границы вернулся, теперь всё о’кей будет.
НИНКА. Из-за какой жа это границы, интересно?
СЕДОЙ. Из Соединённых Штатов Америки. Из Нью-Йорка. Видите, визитка на английском? (Держит перед её лицом визитку.) Поживу пока, осмотрюсь. Не понравится, заберу жену и – обратно за рубеж.
НИНКА. А дом куда жа?
СЕДОЙ. Продадим. Может, даже с мебелью. Желающих полно. Особенно среди цыган, таджиков.
НИНКА. Ну ладно. (Забирает визитку и исчезает.)

Геля всё это время сидела на диване, стараясь не показываться на глаза Нинке, поэтому, как только соседка ушла, Геля сразу же вскочила на ноги.

ГЕЛЯ. Седой, ты обалдел, что ли? Ты чего несёшь-то?! Мне тут жить до старости, а он – муж!
СЕДОЙ. Встала бы и остановила безобразие. Чего молчала?
ГЕЛЯ. Складно говорил. Заслушалась.
СЕДОЙ. Ну вот, значит, не против.
ГЕЛЯ. Чего не против?
СЕДОЙ. У меня к тебе чисто коммерческое предложение.
ГЕЛЯ. Ну?
СЕДОЙ. Как ты знаешь, я снова собираюсь за границу. Если бы я работал стриптизёром, моё семейное положение никого бы не волновало, но так как я…
ГЕЛЯ. Короче, Склифосовский.
СЕДОЙ. Чтобы получить визу в Америку, я специально не разводился с женой. В Америке наивно считают, что женатый человек более надёжен, не склонен к нарушениям закона и обязательно вернётся домой, к жене.
ГЕЛЯ. Правильно считают.
СЕДОЙ. Им не нужны нелегалы-невозвращенцы. Вот. А мне надо оформлять визу, не знаю, в Америку получится или в Европу – не важно… В общем, пока я жил в Америке, жена развелась со мной в одностороннем порядке. То есть в графе «семейное положение» у меня будет зиять пустота. А это не комильфо.
ГЕЛЯ. Ты мне замуж, что ли, предлагаешь?
СЕДОЙ. Ну, не так пафосно. Просто роспись. Для визы. Мы давно знаем друг друга. Вот… Обманывать не с руки.
ГЕЛЯ. Какой уверенный. Ты что меня хорошо знаешь?
СЕДОЙ. Думаю, да.
ГЕЛЯ. А если я всем натреплю: вот, скажу, настоящий муж, поехал за границу. Денежку зарабатывает.
СЕДОЙ. Ну, я уже далеко буду – говори сколько влезет. Две тыщи баксов тебе хватит за услугу?
ГЕЛЯ. Ответ прямо сейчас?
СЕДОЙ. Подумай.

Стучат в дверь.

ГЕЛЯ. Всегда открыто!

Дверь открывается и входит Лёлька, в руках держит сумку с овощами. Она слегка располнела в отличие от Гели, но остатки былой стройности ещё видны. Стрижка у неё не столько модная, сколько молодёжная, то есть так же молодится, как и подруга. Несмотря на полноту, лицо острое, глаза юркие и тонкая талия – всё говорит о желании выглядеть моложе и лучше.

ЛЁЛЬКА. Гель, когда уже звонок сделаешь. Руки об твою дверь дубовую отшибёшь… Пятак хоть бы лампочку вкрутил. (Мельком увидев Седого из темноты прихожей.) У тебя гости, смотрю. Я ненадолго. Передохну только. На рынке толкотня такая… (Ставит сумку на кухонный стол.) Морковку хочешь? Глянь, красненькая…

Лёлька достаёт из сумки морковку, протягивает её Геле и только сейчас как следует видит Седого.

Седой, что ли?.. Ой-ё, а я мельком глянула – он, думаю, не он. Да откуда он может взяться-то?
ГЕЛЯ. Из Америки прилетел.
ЛЁЛЬКА. Офигеть! Ну, давай, Санёк, обнимемся… (Идёт обниматься с Седым.) Поцелуемся. По-дружески… три раза. (Целует его три раза.)

Во время поцелуя Седой видит, как Геля смотрит на них, и демонстративно кладёт руки Лёльке на бёдра. Лёлька сразу же на это реагирует.

Ну, мужик! Сразу быка за рога берёт. Поправилась я?
СЕДОЙ. Лёль, ты женщина в самом соку. Даже лучше, чем в юности.
ЛЁЛЬКА. Постарела?
СЕДОЙ. Такие как ты в Америке о родах только думать начинают.
ЛЁЛЬКА. Ну да, я слышала… Гель, давай я за винишком сбегаю, а то сто лет не виделись – как-то всухомятку…
ГЕЛЯ. Мы больше не пьём.
ЛЁЛЬКА. Кто это мы?
ГЕЛЯ. Лавринов и я больше не пьём.
ЛЁЛЬКА. У вас чего тут – постельный, ой, этот, картельный сговор? (Смеётся.) Раз в полгода зайдёшь – и опять мимо.
СЕДОЙ. О, я сейчас освежительный напиток сделаю: из кожуры апельсина и эстрагона. Можно? (Кивает на сумку Лёли, откуда торчит зелень.) Это ведь эстрагон?
ЛЁЛЬКА. Глазастый. На рынке взяла попробовать что за хрень. Да бери, бери… (Достаёт эстрагон и даёт Седому.) Для мужской силы, говорят, полезен. (Смеётся.)
СЕДОЙ (играя крайнее удивление). Да-а?! Проверим.

Седой протискивается мимо Лёльки к кухонному столу.

ЛЁЛЬКА. Ты сейчас-то не проверяй… (Смеётся.) А то у меня уже пуговицы трещат.
СЕДОЙ. Лёлек, не мешай… (Игриво щёлкает её по носу и занимается приготовлением освежительного напитка.)
ГЕЛЯ. Я замуж за Седого выхожу.
ЛЁЛЬКА. Да ну вас – ваньку-то валять.
ГЕЛЯ. Ни ваньку, ни маньку никто не валяет. (Седому.) Кону?сь! /турец. Говори!/
СЕДОЙ. Гель, я по-турецки не понимаю. Мне кажется, ты меня посылаешь куда подальше, а не по-турецки говоришь.
ГЕЛЯ. Саша, подтверди или опровергни мои слова, пожалуйста.
СЕДОЙ. Ну да, расписываемся. Для визы. Неженатых как-то не привечают: «А-а, холостой, значит, имеешь виды!»
ЛЁЛЬКА. Ну слава богу. А то уж думаю – по любви, что ли. Для дела это правильно… А хочешь со мной распишись? Я дама свободная, игривая… Могу и по-настоящему пригреть. (Смеётся.) А то у неё тут с Пятаком воевать придётся.
ГЕЛЯ. Не придётся – Пятаков подал в отставку.
ЛЁЛЬКА. Вишь – амазонка! (Кивает на Гелю.) Мужики таких опасаются. А я женщина мягкая, податливая…
ГЕЛЯ. Уж чересчур податливая.
ЛЁЛЬКА. А чего – один раз живём. Мужики добрым словом вспомнят.
СЕДОЙ (Геле). У тебя в холодильнике лёд есть?
ЛЁЛЬКА. Льда у неё полно. Вот жрачку не спрашивай.
ГЕЛЯ. Давай стаканы.

Геля берёт стаканы у Седого и идёт к холодильнику, чтобы из морозильника положить туда лёд.

СЕДОЙ. В Америке лёд куда только не суют – сок, чай, вино, водка – обязательно лёд бросят. Зима, на улице колотун, а бармен мне в коктейль два таких куска – бэмс! Я говорю, я согреться зашёл, а вы мне лёд швыряете. О’кей, говорит, так положено.
ЛЁЛЬКА (увлечённо слушая). Да ты чё.
СЕДОЙ. А ещё у них дурацкая страсть, выпивку соком разбавляют. Всё в один стакан: арбузный сок, виски, ликёр, лимон, лёд, апельсин ещё выжмут… Размешают – муть как в стиральной машинке – пей на здоровье. Я говорю, Джон, зачем ты эти помои делаешь? У тебя ведь утром башка лопнет! Он башкой кивает, да, утром придётся пить сладкую пепси-колу.
ЛЁЛЬКА. Ужас. Самоубийцы какие-то.
СЕДОЙ. Я потом Джона выучил как надо пить. Только чистый виски. Или водка. На закусь чипсы из свиной кожи.
ЛЁЛЬКА. Ой, как интересно. А у нас таких чипсов не продают.
ГЕЛЯ. Чипсы какие-то – сдались они тебе. (Ставит стаканы с напитком на стол.) Главное, хавчик есть, чего ещё. И цены пусть не прыгают как блохи.
ЛЁЛЬКА. Нет, ну ведь тоже от Цивилизации отрываться не хочется. А похмеляться этого Джона ты научил?
СЕДОЙ. Ну да. Утром квашеной капусты ему принёс. Домашней. За обе щёки – в секунду!
ЛЁЛЬКА. Чего ж у них – квашеной капусты нету?
СЕДОЙ. Всё только маринованное, солёного огурца не найдёшь. Копчёной скумбрии нет. Гречки нет. Колбаса колясками не висит как у нас – антисанитария считается.
ЛЁЛЬКА (цокая языком). Обалдеть. Ой, я бы, наверно, не смогла там жить.
ГЕЛЯ. Ой, да ладно тебе – Макдональдсы везде есть, там и питайся. Если бы я в Турции их национальные блюда ела, у меня бы уже печень в трубку свернулась – там огонь! Перец один!
ЛЁЛЬКА. Слушай, Сань, и ты всё по-английски с ними?
ГЕЛЯ. Нет, блин, по-чукотски. Чё ты вопросы дурацкие задаёшь?
ЛЁЛЬКА. Да я вспоминаю просто – парень как парень был, на гитаре играл, песни какие-то сочинял. А чтоб по-английски так запросто… и не подумаешь даже.
ГЕЛЯ. Лёлик, не тупи. У него что, в детстве флаг американский на лбу должен был проявиться, как стигматы у верующих?
ЛЁЛЬКА. Да ну тебя – прикалываешь. Слушай, Сань, а ты к негритянке ни к какой не причалил там?
ГЕЛЯ (едко). Какая интересная тема.
ЛЁЛЬКА. Конечно, интересно. Как они себя в постели ведут? Сильно от наших баб отличаются?
ГЕЛЯ. Нет, у нас – вдоль, у них – поперёк! Чего ты к человеку прицепилась?!
ЛЁЛЬКА. Гель, вы с ним ещё пообщаетесь – дай хоть мне интеллектуально развиться с умным человеком. Про такие вещи в телевизоре не покажут.
СЕДОЙ. Да не было у меня никаких негритянок, успокойтесь.

Слышен стук в дверь.

ЛЁЛЬКА (Геле). Ждёшь кого?
ГЕЛЯ. Фортепьяно мать, как скажет Нинка – достали. (Кричит.) Открыто!

Дверь открывается и входит Пятак с баклажкой пива, в руках у него сушёная рыба и ещё какая-то снедь.

ПЯТАК. Это я для приличия постучал. Мало ли. Мужик в доме как никак.
ГЕЛЯ. Правильно сделал. Чё припёрся?
ЛЁЛЬКА. Гель, ты чего так с человеком разговариваешь. Давай, Пятачок, садись на облучок. (Хлопает ладонью по лавке рядом с собой.) А нам тут Седой освежающий напиток сготовил. По-американски.

Пятак ставит на стол баклажку и широким жестом рассыпает закуску.

ПЯТАК. Питайтесь.
СЕДОЙ. Да мы не пьём вроде как.
ПЯТАК. Ладно гнать-то. Я сам сегодня последний день. Завтра надо ревизию делать, товар принимать… Делов невпроворот!

Пятак по-свойски хозяйничает на кухне: берёт четыре кружки и выставляет их на стол.

Гель, твоё любимое «Клинское редкое». Насыпать?
ГЕЛЯ. Тебе же сказали – мы больше не пьём.
ПЯТАК. Кто это «мы»?
ЛЁЛЬКА (детским голоском). Мы – гномы. (Смеётся.) Да ладно, Витёк, оставь их. Давай с тобой по кружечке дербалызнем. Наливай.
ПЯТАК. Странно… (Тем не менее разливает пиво на всех в четыре кружки.) Как будто за эту ночь случилось что-то необычное…

Пауза.

ГЕЛЯ. Случилось.
ПЯТАК (криво усмехаясь). Интересно – и чего?
ЛЁЛЬКА (Геле). Да ладно тебе, голову человеку морочишь. Давай, Пятачок, выпьем за твой крючок… (Смеётся.) Витёк, ты чокаться будешь со мной или как? Чё-то схуднул, смотрю… (Трогает его за рёбра.) Нельзя так изнашиваться, беречься надо…
ПЯТАК. Лёлька, отстань! А то пиво на стол вылью. (Геле.) Ну, чего случилось-то?.. Танец Шлёп-шлёп? (Хлопает горизонтально ладонями, пытаясь изобразить мужчину и женщину в постели.) Невидаль – тебе это как поздороваться.
ГЕЛЯ. Ну, и падаль же ты, Пятак!..

Геля хватает кружку с пивом и выплёскивает её содержимое Пятаку прямо в лицо.

Скажи спасибо, что кружкой лоб не расшибла! (С грохотом ставит кружку на стол.)
ПЯТАК. Спасибо. (Вытирает рукавом лицо.)
ЛЁЛЬКА. Вить, успокойся, ничего страшного не случилось. Они просто расписаться решили. Саньку визу получить надо – вот и всё. Ты уж тут страсть какую-то нафантазировал. Оргии какие-то… Гель, у тебя в ванной полотенчико?..

Лёлька берёт полотенце из ванной и вытирает Пятака.

Ничего страшного не случилось… Ты думаешь бабе приятно, когда ты с женой живёшь, а к ней как в кино ходишь… Порнофильмы смотреть. (Смеётся.) Пятак, пошли ко мне пиво пить – у меня дома хоть на голове стой! Какой хочешь тебе танец исполню…
ПЯТАК (Геле). Чё – отомстить мне задумала?
ГЕЛЯ. Нужно больно. Надоел ты: ходишь, ноешь вечно, жизнь у тебя не сложилась, жена не понимает, тёща ненавидит – ну и вали отсюда, у меня тут исповедальня, что ли!
ПЯТАК. Ну-ну, молодец. (Седому.) Она и об тебя ноги вытрет, когда надоешь.
СЕДОЙ. Разберёмся.
ГЕЛЯ. Может, я серьёзно замуж хочу. Откуда ты знаешь, какие у меня чувства к нему? У меня с ним, может быть, студенческий роман в молодости был. Любовь была.
ПЯТАК. Молодец. Значит, ты уже тогда Денису рога ставила? Вот он задним числом обрадуется. А то плакался мне, как ему перед женой неудобно. Все вы бабы…
ГЕЛЯ (перебивая Пятака). Так – всё! Пошёл вон! Вон из моего дома!
ПЯТАК. Не ори. А то Нинка опять ментов на тебя вызовет. (Идёт к выходу.) Как там по-турецки прощай?.. Гуль-гуль? Буль-буль?.. А – не помню. Ну и хрен с ним.
ГЕЛЯ (кивая на пиво). Баклажку забери с собой.
ПЯТАК. Это я Лёльке оставил. Пока, фрэнды /англ. Друзья/. (Уходит.)
ЛЁЛЬКА. Ну ты даёшь! Я бы никогда так не смогла. (Берёт баклажку и кое-что из закуски со стола.) Ладно, вы тут воркуйте, а я пойду Пятака догоню. Успокою человека…
ГЕЛЯ. Иди, иди, успокой.
ЛЁЛЬКА. Точно не обидишься?
ГЕЛЯ. Мне для подруги барахла не жалко.
ЛЁЛЬКА. Ну – давайте тогда… Молодожёны. (Смеётся и уходит.)

Геля идёт за шваброй в ванную. Вытирает в зале пролитое на пол пиво.

СЕДОЙ. Ты так и не ответила.
ГЕЛЯ. Чего ещё я не ответила?
СЕДОЙ. Ну, роспись. Ты как?
ГЕЛЯ. По-моему, я всё чётко и ясно сказала.
СЕДОЙ. То есть?..
ГЕЛЯ. Тебе что нужно? Чтоб я на шею бросилась? Или чтоб в постель затащила? Или тебе стихи рассказать про любовь?
СЕДОЙ. Да я как-то…
ГЕЛЯ. Тебе роспись нужна? Будет тебе роспись. Бесплатно.
СЕДОЙ. В принципе, я могу обойтись без росписи. Перебьюсь.
ГЕЛЯ. Да что ты говоришь! Я из-за него Пятака выгнала, а он – перебьюсь. Ну уж нет – завтра пойдём в ЗАГС… Нет, сегодня пойдём. Прямо сейчас!.. Чего ты улыбаешься? Думаешь, ты мне нужен, что ли?
СЕДОЙ. Нет-нет, я знаю, я не в твоём вкусе.
ГЕЛЯ. Правильно. А чего улыбаешься?
СЕДОЙ. Так просто. От радости.
ГЕЛЯ. От какой-такой радости?
СЕДОЙ. Что ты согласилась.
ГЕЛЯ. Думаешь, я с тобой в постель побегу?
СЕДОЙ. Даже не надеюсь.
ГЕЛЯ. Правильно. К своим негритянкам назад поедешь.
СЕДОЙ. Обязательно. Навещу.
ГЕЛЯ. Ты же говорил, у тебя не было никого.
СЕДОЙ. Значит, будет.
ГЕЛЯ. Врёшь опять?
СЕДОЙ. Я человек слова: сказал будет, значит, будет.
ГЕЛЯ. На нервах решил поиграть?
СЕДОЙ. Зачем? Роспись-то фиктивная. Какая тебе разница?
ГЕЛЯ. А, может, я Денису отомстить хочу.
СЕДОЙ. Ну, соврёшь ему что-нибудь… там, замутила с Пятаковым.
ГЕЛЯ. Пятаков ему по барабану. И все по барабану. А вот если про тебя узнает… Внутри зацепит, по-настоящему. Друг ведь.
СЕДОЙ. Вот поэтому я не хочу.
ГЕЛЯ. А я хочу.
СЕДОЙ. Я не буду.
ГЕЛЯ. Будешь.
СЕДОЙ. Я не смогу.
ГЕЛЯ. Что это? Заболел? Ослаб?
СЕДОЙ. Совесть.
ГЕЛЯ. Ах, совесть у него! А у меня, значит, совести не было, когда вы моих подруг трахали?!..
СЕДОЙ. Я отвечаю за себя.
ГЕЛЯ. Может, я хуже своих подруг? Не такая красивая? Не сексуальная?
СЕДОЙ. Да ничего.
ГЕЛЯ. Совсем ничего?
СЕДОЙ. Я имел в виду, ты лучше.
ГЕЛЯ. Значит, я нравлюсь тебе?
СЕДОЙ. Ну, как сказать…
ГЕЛЯ. Говори как есть… Или боишься меня?
СЕДОЙ. Вот ещё.
ГЕЛЯ. Тогда обними.
СЕДОЙ. Так? (Слегка обнимает её за плечи.)
ГЕЛЯ. Как следует. (Кладёт одну его руку себе на талию, а другую на попу.) Прижмись.

Седой прижимается к Геле.

А теперь поцелуй. Только без фокусов – как следует.

Седой слегка целует её в губы. Геля берёт его за подбородок.

Ты что как школьник, надо со страстью целовать, вот так!..

Она обнимает его и пытается поцеловать, но в последний момент Седой останавливает её.

СЕДОЙ. Прости, Геля, я не могу так…
ГЕЛЯ. Седой, ты просто какой-то… слишком интеллигентный.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Общий двор, куда выходят окна и двери гелиного и нинкиного домов. Посередине стоит железный столб для бельевых верёвок. Во дворе растут яблони и вишня. Весна во всей силе, яблони оделись в розовую цветь, которая уже начала отлетать и усыпала яблоневым снегом землю, деревянный простенький стол и лавку. На столе Нинка чистит щёткой старый ковёр, периодически окуная её в тазик с мыльной водой.
Во двор с улицы входит Лёлька, в руке у неё привычная сумка с продуктами. Она подходит к гелиной двери и видит дверной звонок.

ЛЁЛЬКА. Ёлки-палки, звонок появился. Завтра зелёный снег пойдёт.
НИНКА. Санёк мастерил тут.
ЛЁЛЬКА. Ясненько-колбасненько... (Звонит в дверь. Никто не открывает.) Спят, что ли?
НИНКА (пожимая плечами). Да уж куда спать-то – первый час.
ЛЁЛЬКА. Молодожёны.
НИНКА. Мы все молодожёны, когда в койку с мужиком положёны…
ЛЁЛЬКА. Чё, Нин, по ночам спать мешают? (Смеётся.) Кроватью ш-шкрипят?
НИНКА. Да хоть обскрипятсс пусть, тока б свою шарманку не заводили… Но щас ничё вродь, считай, уж второй месяц ни грамма… После как подрались иё мужики, вообще носа не кажут.
ЛЁЛЬКА. Ух ты, кто это подрался-то?
НИНКА. Санёк иё да этот – как иво – Полтинник?..
ЛЁЛЬКА. Пятак, что ли?
НИНКА. Ну, наверно. Пьянющий вдрызг припёрся, в дому шумел, шумел. Потом, гляжу, они дверь раскрыли и вдвоём его за шиворот, как куцыка… аж на землю, бедолагу. Извозюкался весь и – ушатался, вот так вот... (Показывает походку Пятакова.) Домой, видать.
ЛЁЛЬКА (деланно вздыхая). Вот дурак, не успокоится никак.
НИНКА. А ты чё редко заходишь, замуж, что ли, вышла?
ЛЁЛЬКА. За кого? Алконавты кругом. Мне одного замужества вот так хватило!.. А желающих меня потешить и так найду.
НИНКА. Найдёшь – заразу какую подцепишь. А бывший твой как жа?
ЛЁЛЬКА. Да так же – то пьёт, то не пьёт. Пусть у другой дуры об нём голова болит. Сама-то чего в девках?
НИНКА. Погоди. Сваво пьянчужку тока два года как схоронила – оклематьс-с дай. Ежели б помош-шником был – другой разговор, а так обстирывай иво подштанники… (Вглядывается куда-то.) Вона, идут, кажись. Молчат и улыбаются, кабутта обои забеременели… (Кивает в сторону улицы.) Ты тока не говори им, что я тебе про ихную драку рассказывала. Ищь обидитс-с, не дай бог, скажет, сплетни разношу.
ЛЁЛЬКА. Нин, ты меня прям за какую-то балаболку держишь.
НИНКА. Да кто вас знаит – вы ж подруги.
ЛЁЛЬКА. Это мы раньше подругами были. После заграницы у неё в мозгах чё-то замкнуло. Щас – так, сами по себе…
НИНКА. Ну так! – за границей жить – не мёд пить.

Лёлька встаёт навстречу входящим Геле и Седому. Седой всё с той же сумкой на плече, в ней что-то лежит. Он вставляет ключ в дверь и открывает замок.

СЕДОЙ (Лёльке, поднимая вверх ладонь). Школьным подругам – персонально!
ЛЁЛЬКА (приподнимая сумку). А я с рынка: дай, думаю, загляну. Сто лет уж не была. Новостей куча, наверно. С Нинкой тут сплетничала про вас…

Нинка перестаёт чистить ковёр и смотрит на Лёльку.

Как, говорю, ведут себя? Не выпивают по вечерам, не шумят?
ГЕЛЯ (направляясь к столу). Давай под яблонькой посидим.
СЕДОЙ (делая глубокий вдох). Ах! От запаха голова кругом… Я сумку в дом закину. (Уходит в дом, оставляя дверь открытой.)
НИНКА (качая головой). Ой, Лёлька, опасно твоей подругой быть – язык наперёд головы летить… Ладно, вы тут за стол усаживайтись – щас скатёрку застелю.

Нинка быстренько собирает ковёр со стола, смахивает с клеёнки воду и уносит ковёр к себе в дом.
Лёлька осторожно достаёт из сумки эскимо на палочке, оно явно уже растаяло.

ЛЁЛЬКА. Гель, эскимо будешь? А то я до дома не донесу, уже течёт вся… И так вон в платье не влажу.
ГЕЛЯ. Точно. Всё думаю, чего я хочу? Оказывается, мороженку.
ЛЁЛЬКА. На. (Отдаёт ей мороженое.) Мне для подруги – чего?..
ГЕЛЯ и ЛЁЛЬКА (вместе). Барахла не жалко!

Геля ест эскимо, стараясь не накапать на одежду.

ЛЁЛЬКА. Ну чё, новости какие?
ГЕЛЯ. Тебе какие нужны – плохие или хорошие?
ЛЁЛЬКА. Да любые. Вы расписались или так любовничаете? А то я звоню – то ты вне зоны доступа, то у тебя занято. Симку, что ли, сменила?
ГЕЛЯ. Да Лариска пятаковская задолбала – куда её муж делся? Кто его спаивает? Он, случайно, не у тебя на дно залёг?
ЛЁЛЬКА (делая удивлённое лицо). Да на кой мне этот… геморрой нужен! Я что порядочней не найду. Думаешь, Седой твой один на весь свет? И получше есть, и поумнее.
ГЕЛЯ. Не спорю. Ты ж сама за Пятаком бросилась как за уходящим автобусом – и пропала.
ЛЁЛЬКА. Да это я так… от нечего делать. Глупая баба.
ГЕЛЯ. А чего не заходила?
ЛЁЛЬКА. Дык заботы всё: то к матери в Дом инвалидов, то на работу, то ещё чего. А у вас-то как, рассказывай.

Выходит Нинка и стелет скатерть на стол.

НИНКА. Ну чё, уезжать-то не удумали?
ЛЁЛЬКА. Куда это вы уезжать собрались?
ГЕЛЯ. Саша насчёт визы пока только договаривается. Если всё склеится, значит, я к нему потом. Попозже.
НИНКА. А дом-то чё жа? По бросовой цене кому попало сбагришь?
ГЕЛЯ. Не бойся, не кому попало. Племянника с семьёй пущу жить. Бесплатно.
ЛЁЛЬКА. Гель, погоди. Так вы это?.. По правде, что ли?
НИНКА (насторожившись, Геле). Чё по правде? (Лёльке.) Ты про дом, что ли?
ЛЁЛЬКА. Да так я… Про своё, про девичье.
НИНКА. Ой, ну вас! Всё у вас секреты какие-то шпиёнски-и. Всю дорогу ходют какие-то загадошныи-и, кабутта мильён в огороде зарыли и сказать боятса. Пойду лучше ток-шоу гляну, там и то веселеи-и, чем тута.

Нинка, манерно махнув рукой, уходит, видимо, поняв, что является здесь лишней.

ЛЁЛЬКА. Чем это вы Нинке мозги так проконопатили?
ГЕЛЯ. Седой ей сказал, он муж мой, ну, за границей жил, а потом вернулся. Ты же знаешь Нинку, она как банный лист прицепится... А так вопросов меньше.
ЛЁЛЬКА. Боишься её?
ГЕЛЯ. Да уж сколько заяв на меня накатала. В ментовке её писаниной, правда, не интересуются, всех достала. Чё у неё в башке – хрен её знает. Напишет в налоговую: Седой – квартирант, наличку мне платит, а я доходы миллионные скрываю, налог не плачу. Потом доказывай, что не верблюд.
ЛЁЛЬКА. Тебе уж, подруга, подстава мерещится везде. Нинка нормальная баба.
ГЕЛЯ. Ага, нормальная: когда мы с Серёгой разбежались, и я в Турцию уехала, помнишь?
ЛЁЛЬКА. Ну.
ГЕЛЯ. Я ж сюда квартирантов пустила – помнишь? Молодые беженцы жили. У них ещё девочка школьница.
ЛЁЛЬКА. И чё?
ГЕЛЯ. Забыла, что ли? Нинка через год в прокуратуру написала, что они тут притон устроили. Я этой Зуле, квартирантке, из Турции звоню, а она плачет, тут, говорит, следователь пришёл, полный дом ментов – чуть дверь не выломали… Ну, я свой контракт разрываю, плачу неустойку и лечу домой, сюда в Булавинск.
ЛЁЛЬКА. Может, правда, чё было?
ГЕЛЯ. Вообще ноль! Ей, видите ли, рожи их нерусские подозрительны показались. Говорит, я боялась, они тут весь двор захватят и меня из дома выживут. Говорит, думала, цыгане – (пародируя Нинку) «тёмныи-и с виду-та-а».
ЛЁЛЬКА. Ну чё ты хочешь, человек всю жизнь в деревне жил. Света не видел… (Смеётся.)
ГЕЛЯ. Ты чего?
ЛЁЛЬКА. Да вспомнила – мне дед рассказывал, как он негра первый раз увидал. Сам аж до слёз смеялся. Его по молодости из села в командировку отправили, закупать чего-то. И в Москву прямо! А он в обычном-то городе не был. Подхожу, говорит, к огромному такому магазину, там двери стеклянные здоровые, народ кругом туда-сюда… Смотрю, говорит, навстречу мне человек идёт – чёрный весь как смола и глаза белые. Я, говорит, от страха аж вверх подскочил – чёрт! чёрт! – заорал и бегом оттуда.
ГЕЛЯ. В Америке за такое засудили б сразу.
ЛЁЛЬКА. Откуда ты знаешь?
ГЕЛЯ. Саня рассказывал. Там негра нельзя негром назвать, а уж за чёрта, сто пудов, посадили бы.
ЛЁЛЬКА. Интересно, а как же их звать тогда? Мистер Твистер, что ли?
ГЕЛЯ. Никак. По имени.
ЛЁЛЬКА. А если я не знаю имени?
ГЕЛЯ. Ну, так и говоришь – человек.
ЛЁЛЬКА. Чё-то ты городишь – таджика я могу таджиком назвать, а негра, значит, не могу. Бред какой-то... (Хмыкнула.) А если б меня ни по имени, ни русской нельзя было назвать, ты б меня как звала?
ГЕЛЯ (улыбаясь). Морда лисья.
ЛЁЛЬКА. Ещё ничего. А то, я думала, покрепче чё-нить выдашь.
ГЕЛЯ (крича в сторону своего дома). Саш, ты куда пропал? Или мы тоже в дом идём.
СЕДОЙ (крича из дома). Гелик, погоди! Пять минут.
ЛЁЛЬКА. Гелик-велик… Денис тебя так называл, помню... (Вздыхает.) Чудны дела твои, Господи! Они тебя, значит, как эстафетную палочку друг другу передают?
ГЕЛЯ. Слушай, да иди ты!..
ЛЁЛЬКА. Журавлёв если узнает, что вы по-серьёзке… Его друг и вдруг! (Хихикает.) У Журавлёва прыщи на лице выскочат. От злости.
ГЕЛЯ. Чё ты радуешься, как дурочка? Взрослая тётка вроде…
ЛЁЛЬКА. Скажи толком, расписались вы или нет?
ГЕЛЯ (неохотно). Ну да.
ЛЁЛЬКА. И чё же, не отмечали даже?
ГЕЛЯ. Не-а.
ЛЁЛЬКА. Понятно. А спите как, раздельно?
ГЕЛЯ. Слушай, тебя что интересует?
ЛЁЛЬКА. Ёлки-палки, как будто не знаешь! Может, ты мужика только зря мучаешь. Думаешь, ему только печать нужна – щас! За задницу меня в тот раз ухватил знаешь как – я две недели вот с такими синячищами ходила. У него от воздержания, наверно, уже крышу снесло.

Из дома выходит Седой – в руках у него бутылка шампанского и несколько фужеров.

СЕДОЙ. А Нина куда ушла?
ЛЁЛЬКА. Чё Нина – тебе двух самок мало?
СЕДОЙ. Ну это смотря для чего.
ЛЁЛЬКА. Для полноценной жизни.
СЕДОЙ. Я полноценно и один могу жить. Вполне.
ЛЁЛЬКА. Слушайте, Нинка права, какие-то вы (пародирует Нинку) «загадошныи-и»… Поругались, что ли?
ГЕЛЯ. Было бы из-за чего. Нам делить пока нечего. (Седому.) Чего отмечать собрался?
СЕДОЙ. Гелик, я предлагаю…
ГЕЛЯ (перебивая Седого). Давай ты меня так не будешь называть.
СЕДОЙ. О’кей. Предлагаю выпить за хорошее начало лета.
ЛЁЛЬКА. Ух ты. А может за роспись выпьем? Я Нинке не разболтаю, не бойтесь.
ГЕЛЯ. Лёль, успокойся, а. Что ты как заводная, ей-богу, как будто тебе энерджайзер в одно место всунули.
ЛЁЛЬКА. Гель, я тебя два с лишним месяца не видела. Пришла. А ты мне… Я ведь и уйти могу.
СЕДОЙ. Ну вот, всё время ляпну чего-нибудь… не к месту. Девушки, я хреновый тамада, но постараюсь вас развеселить. (Разливает шампанское.) Давайте выпьем за девчат, за этот щедрый стол, за то, чтоб не упасть в салат, и чтоб сушняк ушёл…
ЛЁЛЬКА (перебивая). То есть за роспись категорически отказываетесь?
ГЕЛЯ. Да что тебе роспись эта далась? Есть она, нет её – какая разница?!
ЛЁЛЬКА. Итит твою мать! Как это какая разница? Я с печатью, например, себя полноценной женщиной чувствую. У меня что на лбу написано, что печать фиктивная. Ничё там не написано. Все знают, у меня есть муж, у меня семья – ко мне и отношение другое.
ГЕЛЯ. В Америке для женщины самое главное – свобода.
ЛЁЛЬКА (внезапно вспыхнув). Да чхать мне на твою Америку! Ты там обосноваться, что ли, собралась? Америка!
ГЕЛЯ. Вот поэтому и плетёмся в заду Цивилизации.
ЛЁЛЬКА. Ещё неизвестно кто у кого и где плетётся! Нам весь мир завидует. Все только и смотрят, чтоб мы окочурились.
ГЕЛЯ. Чему завидовать-то? Нинкиному халату драному или твоим босоножкам чмошным?
ЛЁЛЬКА. Да ты глаза разуй, дальше носа глянь! У нас богатства какие в стране – нигде в мире нет!
ГЕЛЯ. Ты чё надрываешься – у тебя, что ли, эти богатства? Если у тебя, почему в старых босоножках ходишь?
ЛЁЛЬКА. Может, они мне нравятся. Хочу вот и хожу, у нас свобода.
ГЕЛЯ. Ну да, свобода на глупость и на бедность.
ЛЁЛЬКА. Ой, ладно, хватит, а то поругаемся.
СЕДОЙ. Верно. Сколько ни ори, во рту слаще не станет.
НИНКА (выглядывая из своего окна). Вы чё орёти-и? Телевизер переорали. Никак бухать начали?
СЕДОЙ (поднимая бутылку шампанского). Нина, чисто символически. Если желаешь присоединиться – все «за».
НИНКА. Да ну вас. (Закрывает окно.)

Седой смотрит на часы. Геле.

СЕДОЙ. Ну что, я звоню?
ГЕЛЯ. Звони.

Седой отходит далеко в сторону и набирает номер на телефоне. Разговаривает по телефону на заднем плане, его не слышно.

ЛЁЛЬКА. Мда… (Берёт фужер с шампанским.) Чую, пить я сегодня буду одна и нажрусь как свинья. (Пьёт.)
ГЕЛЯ. Лёлька, скажи мне, если б ты вдруг узнала, что со мной случилось что-то очень нехорошее… Что-то плохое. Ты бы отвернулась от меня?
ЛЁЛЬКА. А чё плохое-то? В тюрьму села?
ГЕЛЯ. Нет, самое плохое.
ЛЁЛЬКА. Померла бы если? Ну, выпила б за тебя, поплакала. А чё это за вопросы дурацкие?.. (Вдруг спохватилась.) У тебя чё – онкология?! Гелька, ты чего молчала-то? Из-за этого, что ли?
ГЕЛЯ. Да я так. Спросить нельзя?
ЛЁЛЬКА. Ничего себе вопросы. Выкладывай давай.
ГЕЛЯ. Нечего выкладывать. Просто спросила.
ЛЁЛЬКА. Нет, вы не загадошные, вы долбанутые на всю голову. (Пьёт шампанское.)

Седой заканчивает разговор и прячет телефон в карман. Подходит к столу. Геля смотрит на него во все глаза.

ГЕЛЯ. Ну?..
СЕДОЙ (выдержав небольшую паузу). Всё отлично. Можно праздновать.
ЛЁЛЬКА. Чего отлично-то? Вы толком сказать можете?
ГЕЛЯ. Наливай! Я думала, что я беременная крокодилом. УЗИ показало – я просто объелась.
ЛЁЛЬКА. Блин, Гелька, мне иногда тебя по башке шарахнуть хочется чем-нить тяжёлым. Если бы ты не была моей подругой, я бы тебя давно уже придушила. Голыми руками!..

Лёлька дурачится и «душит» подругу, схватив за шею и тряся как грушу. Геля, высунув язык и закатив глаза, мотает головой из стороны в сторону. Седой прыгает вокруг них с бутылкой и фужером в руках.

ГЕЛЯ (дурачась). Спасите-помогите!..
СЕДОЙ. Так её, Лёлька! Сильней, сильней дави!..

Вдруг из дома выскакивает Нинка с топором в руках: она агрессивна, воинственна и готова драться.

НИНКА. Ну-ка, оставьти иё! Охренели совсем!
ЛЁЛЬКА. Нинка, зарубишь! (Отскакивает от Гели в сторону.)
ГЕЛЯ. Нин, успокойся, это мы дурью маялись.
СЕДОЙ. Нина всё правильно делает – соседка одна, а придурков много.
НИНКА (в сердцах). Фартыпьяна мать! Нашли с чем дурачиться. Вы б ишо с ножами тут носились по двору.
ГЕЛЯ. Нин, спасибо. (Подходит и обнимает её за плечи.) Жалко, что ты не моя подруга.
НИНКА. Да мне такии подруги задарма не нужны… У меня в деревне пьяный отчим за мной с топором гонялси – знаешь как! Я через всю крапиву, огородами от иво – лётала как шальная пуля! Поэтому я таких шуток не понимаю. С этим не шутят.
СЕДОЙ. Девчонки, Нина права: давайте как-нибудь осторожней с движениями.
ЛЁЛЬКА. Одно неверное движение – и ты беременная.
НИНКА. Издиваитись?
СЕДОЙ. Избави бог. Нина, я предлагаю присоединиться к нашему небольшому междусобойчику и выпить шампанского.
НИНКА. С чего это? Сёдни праздника никакого нет – я без праздника не злоупотребляю.
ГЕЛЯ. Есть сегодня праздник. Вернее, не сегодня, но мы решили отметить. Задним числом.
НИНКА. Тёмно как-то объясняишь.
ГЕЛЯ. Мы стали мужем и женой.
НИНКА. Ну: я тоже когда-то женой была – чё-жа всю жисть теперь отмечать это безобразие?
ГЕЛЯ. Ты не поняла, мы две недели назад в ЗАГСе расписались… Мы тебе про мужа нарочно сказали – чего вдаваться в лишние объяснения. Мы давно знали друг друга, и вот решили расписаться. Созрели, так сказать.
ЛЁЛЬКА. С института ещё друг друга знали, Нин. Мы все в одной компании тусовались. На танцах, на занятиях, а то и на свиданиях вместе были.
НИНКА (недовольно). Ну были и были – чё-жа теперь убиться, что ли…
ГЕЛЯ. Не обижайся.
НИНКА. На обиженных воду возят. (Махнув рукой.) Наливай давай.
СЕДОЙ. Вот это по-нашему. (Разливает шампанское.) Сразу видно – человек от земли, берёт быка за рога…
ЛЁЛЬКА. Так. Я сразу предлагаю тост за любовь.
ГЕЛЯ. За какую-такую любовь?
ЛЁЛЬКА (удивлённо останавливается). Как это за какую?..
СЕДОЙ (стараясь исправить ситуацию). За любовь к приключениям.
НИНКА. Не надо мне никаких приключений, я буду лучше один хлеб жрать, но чтоба этот кусок хлеба у меня кажный день на столе был.
ЛЁЛЬКА. Значит, за стабильность.
СЕДОЙ. Правильно, сейчас всем не хватает стабильности и…
ГЕЛЯ. И денег.
НИНКА. Все не заработаишь. Давайти за стабильность.
СЕДОЙ. За стабильность!
ГЕЛЯ. Ура!

Все чокаются и пьют.

ЛЁЛЬКА. Правильно, пусть у мужа будет стабильно на полшестого.
ГЕЛЯ. Лёлька, ты кроме секса можешь о чём-нибудь другом думать?
ЛЁЛЬКА. Зачем?
НИНКА. Всё правильно. Пока машинка работаит, пусть думает о чём хочит – о секси, о кекси... Когда машинка откажет, тада будет о небесах думать.
ЛЁЛЬКА. А вдруг не откажет?
ГЕЛЯ. Найдёшь себе деда какого-нибудь. Пободрее чтоб.
ЛЁЛЬКА. Да у дедов уж к тому возрасту все механизмы испорчены.
НИНКА. Это ты зря говоришь. У маво мужа родный дядя был на шесть лет иво моложи-и.
ЛЁЛЬКА. Как это?
НИНКА. Ну, дед маво мужа, когда с войны пришёл, женилси ищо раз. Евойная первая жена умерла в двадцать семь годов от пневмонии, пока он на фронти был. У ей дочка осталась, ну, мать маво мужа, махонька ещё была. Он помыкалси-помыкалси и сошёлси с одной молодой женщиной – после войны много одиноких было. А потом она ему сына родила! А евойная родная дочь, мать маво мужа, свекровь моя, к тому времени тоже сына родила, ну, мужа маво… То есть родный брат моей свекрови был моложи иё сына на шесть годов – во какие деды бывают!
ГЕЛЯ. Ничё не поняла – кто кого родил? (Седому.) Ты понял?
СЕДОЙ. Представь, что твоя родная сестра моложе твоей дочери на шесть лет.
ЛЁЛЬКА. Нин, это когда было-то? При царе Горохе. А щас мужики не в дедов превращаются, а в инвалидов.
НИНКА. Так, девки, чую без моей наливки не обойтися… А то с вашего шампанского только в сортир тянет.
СЕДОЙ. Может, я за ликёром тогда?
НИНКА. Оставь ты ликёр свой. У меня домашняя наливка – закачаисси! Пьёшь – компот, а потом как шибанёт – ног не чуишь. (Уходит в дом.)
ГЕЛЯ. Саш, тогда соку и чипсов в магазине возьми.
ЛЁЛЬКА. Ой, Сань, а мне этот – крекер возьми солёный. На, денежку… (Достаёт деньги и протягивает Седому.)
СЕДОЙ. Убери, говорю. Ладно, не скучайте. (Уходит.)
ЛЁЛЬКА. Чего ты за вопрос дурацкий мне задавала?
ГЕЛЯ. Какой вопрос?
ЛЁЛЬКА. Ой, не придуряйся. Говоришь, если с тобой чё плохое случится, как я к тебе относиться буду. Такие вопросы так просто не спрашивают.
ГЕЛЯ. Давай ещё выпьем.
ЛЁЛЬКА. Правильно. (Разливает шампанское.) Без смазки разговор не катит… Гель, я ведь не от дурного любопытства, я за подругу свою переживаю… Давай выпьем за ваше зашибись – и пусть ваш фиктивный брак превратится в нормальный.
ГЕЛЯ. Ты щас честно?
ЛЁЛЬКА. Угу.
ГЕЛЯ. А то уж готова была под Седого лечь.
ЛЁЛЬКА. Да это я тебя подзадорить, – эх, дурилка. Ну, давай.

Геля и Лёлька чокаются и выпивают.

Нинка права: от пузырьков живот пучит, того и гляди наружу выскочат. (Смеётся.) На унитаз тянет.
ГЕЛЯ. А мне похорошело.
ЛЁЛЬКА. Это на голодный желудок.
ГЕЛЯ. Знаешь, куда сейчас Седой звонил?
ЛЁЛЬКА. Насчёт визы, что ли?
ГЕЛЯ. На Соколиную гору.
ЛЁЛЬКА. Ух. А птицы тут при чём?
ГЕЛЯ. Не тупи, Лёля. На Воробьёвых горах в Москве университет стоит, а не воробьи сидят. А это Соколиная гора.
ЛЁЛЬКА. Тоже в Москве, что ли?
ГЕЛЯ. Ну да. Центр по лечению СПИДа.
ЛЁЛЬКА (машинально вскрикнув). Ой!
ГЕЛЯ. Только спокойно, не ори.

Лёлька замирает на месте с открытым ртом.

Он там на ВИЧ анализы сдавал. Надо было ждать, оно не сразу проявляется, инкубационный период, всё такое… В общем, как ты уже, видимо, поняла, всё нормально. Жить будем.
ЛЁЛЬКА (приходя в себя). Ну, бли-ин!.. Ты меня щас кувалдой по башке прям… В себя не приду никак. Где же это он так?
ГЕЛЯ. Дурацкая история. Он когда из Америки прилетел, от него сразу жена ушла. Ну, к папику свалила и ребёнка с собой…
ЛЁЛЬКА. Денег мало привёз?
ГЕЛЯ. Это у него спрашивай, я его счета, что ли, проверяла. Ушла и ушла. Говорит, она вместе с этим мужиком работала, может, влюбилась.
ЛЁЛЬКА. Ну да, мужика-то рядом нет – затосковала. Всё – молчу.
ГЕЛЯ. В общем, запил он. Почти месяц пил.
ЛЁЛЬКА (фыркая). Пф, мой полгода мог не просыхать. Молчу.
ГЕЛЯ. Чтоб уж вконец не спиться, по Москве бродил, на вокзалах сидел. На Ярославском увидел девушка какая-то стоит. Плачет на морозе. Подошёл к ней, кофе горячий купил…
ЛЁЛЬКА. Ну правильно, к бабушке б не подошёл… Молчу как рыба.
ГЕЛЯ. Ну, она говорит, я только что из линейного отделения. Всё выгребли подчистую, даже денег на электричку обратно нет. Из Подмосковья откуда-то.
ЛЁЛЬКА (вздыхая). У нас так.
ГЕЛЯ. Он домой её пригласил, накормил. Сухого винца выпили… Она про свою горестную жизнь рассказала. Муж у неё вроде за драку сидел. Потом вышел из тюрьмы, её колотил. Опять сел… Неприкаянная душа, короче.
ЛЁЛЬКА. Гелька, ты чё кота за хвост тянешь! Я уж поняла давно, они чирикнулись. А с чего он решил, что она больная?
ГЕЛЯ. Блин, Лёлька, если я тебе в двух словах объясню, он полным уродом будет выглядеть – снял-переспал-подцепил.
ЛЁЛЬКА. Ладно, выгораживай. Только побыстрей, а то вернётся кто-нибудь.
ГЕЛЯ. Ну, утром пошли в ресторанчик перед электричкой – она домой собралась. Он денег ей на билет дал. Сидят себе, выпивают. Она ему и заявляет, гони триста баксов.
ЛЁЛЬКА. Я так и думала – стерва.
ГЕЛЯ. Он по простоте душевной ей ночью рассказал, что из Штатов приехал, денег привёз. Хорошо, хоть не сказал, где лежали. Он ей пятьсот рублей, она говорит – мало! Он ей тыщу – мало! Я, говорит, состою на учёте в СПИД-центре, нас, говорит, менты заставляют каждый месяц проверку там проходить на ВИЧ. Я, говорит, уже три месяца не проходила.
ЛЁЛЬКА. Наркоманка, что ли?
ГЕЛЯ. Там полный букет. Она клиентов на вокзале и цепляла. Стала Седого шантажировать, типа, не дашь денег, я тебя ментам сдам как носителя СПИДа. А он развернулся и ушёл.
ЛЁЛЬКА. Итиш твою маму! Неужели он по ней определить не мог, что она за простипома?!
ГЕЛЯ. Интересно, как же ты определишь?
ЛЁЛЬКА. По разговору, по манерам.
ГЕЛЯ. Здрасьте! У нас что – проститутки с развёрнутыми коленками ходят? (Показывает, раскорячив ноги.) Вот так по городу…
ЛЁЛЬКА. Значит, вы с Седым так и не попробовали? (Делает многозначительный жест.)
ГЕЛЯ (тяжело вздохнув). Чуть не дошло до этого… Он сказал, пока не будет полностью уверен, не имеет права подвергать меня опасности.
ЛЁЛЬКА. Ёшкин кот – два месяца мучились!
ГЕЛЯ. В картинную галерею ходили, в музей, в театр…
ЛЁЛЬКА. Я бы, как узнала, сразу разогнала. А ты – герой. (Вдруг.) Слушай, Гель, а если б анализы другие были?
ГЕЛЯ. Так бы всё и было: он бы за границу уехал, а я бы в своей ракушке осталась жить… Хотя я предлагала ему остаться.
ЛЁЛЬКА. А он чего?
ГЕЛЯ. Он сказал, не сможет жить фиктивным мужем с такой красивой зажигалкой…
ЛЁЛЬКА. А сейчас чего говорит?
ГЕЛЯ. Лёля, ты сериал смотришь или в жизни живёшь? Откуда я знаю, чего он скажет – сама увидишь.

Появляется Нинка с двухлитровой банкой рубиновой наливки.

НИНКА. Это кто чего там увидит?.. Опять орёти как оглашенныи-и.
ЛЁЛЬКА. Я говорю, Гелька у нас герой! Вышла замуж за человека из Америки. А вдруг он засланец какой-нибудь, а?
НИНКА. Ага, засланец бы женитьс-с не стал. Засланец бы нас всех опоил и обчистил в первый день.
ГЕЛЯ. Нинка – самый умный человек.
ЛЁЛЬКА. Предлагаю выпить за народный ум!

Нинка разливает наливку по стопкам, которые принесла с собой.

НИНКА. Погодити-и... Щас мы от этого ума живо избавимси-и.

Появляется Седой с пакетами в руках.

СЕДОЙ. Э-э! Меня кинуть решили?
НИНКА. Всем хватит, не боись. (Наливает Седому.) Так, теперь пусть тост от мужчины.
СЕДОЙ (поднимая стопку). Дорогие соседи, подруги и жёны!
ГЕЛЯ. Я тебе дам «жёны»! (Даёт ему шутливый подзатыльник.)
СЕДОЙ. Верное замечание. Соседей может быть много, а жена одна.
НИНКА. Это плохих соседей может быть много.
СЕДОЙ. Вот. Я хочу выпить за свою жену. Я знаю эту девушку очень давно и доверяю ей. Нет. Я верю ей. Даже если бы она танцевала в ночных клубах перед сотнями пьяных обдолбанных мужиков, я бы не изменил своего решения. Я бы всем говорил – да, моя жена стриптизёрша! И я счастлив! Я знал женщин, которые сидели в чистых офисах на высоких должностях, но у них было не всё в порядке вот здесь и вот здесь… (Показывает на сердце и на голову.) Я знаю, у неё доброе сердце и светлый ум. За мою Гелю!

Все чокаются и пьют.

НИНКА. Так, теперь у меня по обычной традиции такой вопрос…
ГЕЛЯ. Предупреждаю сразу, «горько» кричать не будем.
НИНКА. Чё ита?
ГЕЛЯ. Я не в фате, мы без лимузина, стол – уж извините – слишком скудный…
НИНКА. Да мне плевать на стол! Я вона щас свои соления вынесу, ежели надо. Может, вы ни хрена не муж с женой, может, вы нас облапошваити. Печатий я себе сколь хошь могу наставить в паспорт.
ЛЁЛЬКА. Доказательства нужны.
ГЕЛЯ. Хорошо. Будут вам доказательства.

Геля наливает себе стопку, выпивает её, затем подходит к Седому и целует его взасос.

(Вытирает себе и Седому губы.) Доказала?
ЛЁЛЬКА. Мне даже завидно стало.
СЕДОЙ. А я-то как себе завидую.
ГЕЛЯ. Мой муж сказал, что он женился бы на мне, даже если бы я выступала перед пьяными мужиками. Но пьяных мужиков нет…
НИНКА. И пошли бы они все на три весёлых буквы!
ЛЁЛЬКА. Нина, не буянь.
ГЕЛЯ. Поэтому я станцую для вас.

Геля идёт в дом, чтобы включить музыку.

ЛЁЛЬКА. Она в молодости так танцевала, Нин, – улёт!
СЕДОЙ. Я помню. У меня аж челюсть сводило.
НИНКА. Балабол. (Смеётся.) Подвязать челюсть-то?..

Геля выносит бумбокс и ставит его на подоконник. Включает. Звучит медленная красивая музыка. Геля подходит к железному столбу для бельевых верёвок и танцует вокруг него плавно и изящно, как на пилоне. Все завороженно смотрят на её танец и не замечают, как появляется Пятак. Он нетрезво ухмыляется и наблюдает поодаль.

ЛЁЛЬКА (вставая с места). Всё, девки!.. Пойду экзамен сдавать на сексуальность… Опа!.. Мы ещё себя покажем!..

Лёлька встаёт рядом с Гелей и пытается подражать ей, задрав юбку и скинув босоножки, вращает бёдрами и мотает головой.

НИНКА. Давай, Лёлька, не подкачай!.. Весь Булавинск на тебя смотрит!
СЕДОЙ. У-у!.. (Свистит и кричит.)

Парный танец завершается под бурные аплодисменты.

ПЯТАК (аплодируя после завершения танца). Браво.
ГЕЛЯ. Ты чё припёрся?
ПЯТАК. Не груби.
СЕДОЙ. Может, он поздравить пришёл.
ПЯТАК. Кого и с чем?
НИНКА. Люди женились, вот отмечаем. И вам нальём. (Наливает наливку в стопку.)
ПЯТАК. А чё у нас уже фиктивные браки отмечать стали?
НИНКА. Какой фиктивный – нормальный, как у всех. Вы пить-то за молодых будити-и?
ПЯТАК. Я за молодость выпью. (Опрокидывает стопку себе в рот.) Компот?
НИНКА. Здрасьти! – наливка домашния, на здешней вишни.

Пятак достаёт из-за пазухи начатую чекушку с водкой и наливает в стопку. Поднимает её.

ПЯТАК. Градус понижать нельзя … (Выпивает.)
ЛЁЛЬКА. Вить, ты б шёл домой, а. Пойдём я тебя провожу!.. (Пытается его увести.) Выспишься как следует… отдохнёшь…
ПЯТАК. Да отвали ты – не пойду я к тебе! (Отталкивает Лёльку.) Как банный лист… уже тошнит!..
ЛЁЛЬКА (обиженно). Человек вон из-за твоей жены симку даже поменял. Лариска уж обыскалась тебя. Иди к жене!
ПЯТАК. Лёлик, ты у себя дома таких слов мне чё-то не говорила. Целый месяц меня прятала.
ЛЁЛЬКА. Дак тебе скажи, ты ж буянить начнёшь. Вот и терпела.
ПЯТАК. В койке твоя терпилка работает – ух! Даже уходить не хотелось.
СЕДОЙ. Может, не стоит на людях отношения выяснять?
НИНКА (Пятаку). Вы б уж как-нить полегши, молодой человек.
ГЕЛЯ. Пятак, знаешь, что я больше всего в тебе ненавижу?
ПЯТАК. Ну?
ГЕЛЯ. У тебя язык длиннее, чем у бабы ноги.
ПЯТАК. А что у меня ещё длиннее, ты мужу не рассказала?
СЕДОЙ. Слушай, ты! Она мне рассказала про ваши отношения. У нас нет секретов.
ПЯТАК. В деталях описала?
ГЕЛЯ. Пятак, давай вали отсюда!
СЕДОЙ. Да, подробно.
ПЯТАК. И как – возбудило?
ЛЁЛЬКА. Пятаков, давай домой топай! (Пытается оттащить его в сторону.)
ПЯТАК (не унимаясь, Седому). А как она жопой вертела перед мужиками, рассказывала? Как ей в трусы баксы засовывали, рассказывала? А может и с богатыми клиентами встречалась – ей печать ведь на грудь не ставили… (Геле.) Я все твои фотки видел – хреново прячешь!..
ЛЁЛЬКА (упираясь тащит его). Да иди домой уже!
ПЯТАК. Отвали, уродка, б…!

Пятак отталкивает Лёльку от себя, и она падает спиной на землю.

За своей подружкой все огрызки подбираешь. Всех мужей и любовников… Потом вон за Седого замуж выходи…

Седой бьёт Пятака в лицо кулаком и тот кубарем летит на землю. Все замирают в ужасе. Первая в себя приходит Нинка.

НИНКА. Так, я пойду эту милицию… полицию вызову. Пускай в отделе проспится. (Уходит в дом.)

Пятак шатаясь поднимается и идёт к столу. Наливает себе наливку.

ПЯТАК. Так и быть, выпью наливки. Надо возвращаться к трезвой жизни. К трудовым будням. (Пьёт.)
СЕДОЙ. Давай закругляйся. Пока менты не приехали.
ПЯТАК. П…дуй в свою Америку – там и указывай.
ГЕЛЯ. Ну ты и поддонок, Пятак!
ПЯТАК. Заткнись, подстилка турецкая.
СЕДОЙ. А ну-ка вали давай отсюда!..

Седой хватает Пятака за шиворот, чтобы утащить со двора на улицу, но в последний момент Пятак хватает нож со стола.

ПЯТАК. На, мразь!!!

Пятак со всего размаху бьёт ножом в бок Седому. Седой отпускает его и начинает медленно оседать на землю.

ГЕЛЯ. Пятак, ты что же наделал…
ЛЁЛЬКА. Ой, Господи!.. (Бросается в дом к Нинке.) Нина, звони в скорую помощь! Ножом зарезали! Скорее!..

Пятак пятится назад и убегает.

СЕДОЙ. Жжёт в боку…
ГЕЛЯ (плача). Сашенька, миленький… потерпи… сейчас врачи приедут… золотой мой, как же я без тебя!.. Господи! Помоги!

Прошло ещё три месяца. Лето уже на исходе. На лавке во дворе сидит Геля. Из глубины двора идёт Нинка с ведром полным яблок.

НИНКА. Сочныи уродились яблочки, наливныи-и… (Ставит ведро на землю.) Сашке сваму отнеси в больничку.
ГЕЛЯ. Ему сейчас нельзя ничего сырое. Детское питание в баночках ему ношу.
НИНКА. Катетер вставили?
ГЕЛЯ. Да. Толстая кишка сильно повреждена.
НИНКА. Господи Иисусе!.. (Крестится.) Инвалидность-то обещали дать?
ГЕЛЯ. Обещали.
НИНКА. Чё жа с заграницей теперь?
ГЕЛЯ. Будем тут жить. Ты ведь живёшь. Значит, и мы сможем.
НИНКА. Ну, дай-то бог!.. Главное, живы. А уж остальное как-нить само приложится… или не приложится. Не нам решать.

ЗАНАВЕС